Подобные мастерские известны и в других местах. Недавно в Кызылкумах, в районе соленых Лявляканских озер, работала Хорезмская археологическая экспедиция. Находки, несколько неожиданные в этих суровых, безводных местах, следовали одна за другой. Оказалось, берега озер, ныне совершенно безжизненные, несколько тысячелетий назад были густо заселены. На приозерных стоянках археологи нашли обломки лепной глиняной посуды и кремневые орудия — скребки, скобели, проколки, наконечники стрел. Из украшений чаще всего попадались мелкие бирюзовые бусы. Иногда вместе с ними находили миниатюрные кремневые орудьица-микросверла: одно, несколько и несколько десятков.
Необычны были находки на стоянке Лявлякан 59. Здесь почти не встречались керамические изделия и характерные для стоянок кремневые орудия. Зато часто попадались кусочки бирюзы, а песчаное дно и склон небольшой котловины были усеяны мельчайшими, до десяти миллиметров, кремневыми обломками. Большинство из них было крохотными сверлами, остальные — заготовки для сверл и их отходы. По ряду признаков лявляканскую мастерскую можно датировать III тысячелетием до н. э., то есть концом неолита.
Лявляканские ювелиры, по-видимому, использовали для работы лучковый сверлильный прибор. Стержень с зажатым на конце сверлом вращался с помощью перехлестнутой вокруг него тетивы.
Миниатюрные и хрупкие сверла часто ломались. Чтобы заменить сломанное сверло новым, не требовалось много времени. Для этого и служили заготовленные впрок сотни инструментов, найденных в мастерской.
Судя по размерам мастерской, продукция ее была значительной. Следует учесть также производство бус в «домашних условиях» на многих стоянках. Однако практически все изделия лявляканскнх ювелиров оседали на месте.
В Кызылкумах изучены сейчас три большие группы неолитических памятников. Они отражают районы расселения трех племен (или групп племен). Памятники первой группы располагаются в правобережной части низовьев Амударьи. Вторая группа — уже известные нам памятники Лявляканских озер. Третья, южная, была связана с древними руслами нижнего Зеравшана — Махандарьей, Эчкиликсаем, Дарьясаем. Эти районы отделены друг от друга малоосвоенными в эпоху неолита территориями, которые все же не были непреодолимой преградой для постоянных контактов между тремя родственными группами населения. Контакты поддерживались, однако это почти совсем не коснулось украшений.
Жители низовий Амударьи — кельтеминарцы — предпочитали украшения из раковин Dentalium u Clamis. Обе раковины местные. Тонкостенные цилиндрики раковин денталии длиной в 1—1,5 см, в сущности, почти готовые бусы. Надо лишь выровнять и заполировать их края. Раковина клямис более вычурной формы, она напоминает развернутый веер: треугольная, плоская, с хорошо выраженной гофрировкой, линии которой сходятся в одном из углов, где и сверлилось отверстие.
На Лявлякане господствовали бусы и подвески из бирюзы. Они же характерны и для другого района внутренних Кызылкумов — Беш-Булака.
Своеобразны украшения неолитических племен староречий Зеравшана. Здесь предпочитали бусы и подвески из галек. Выбирали небольшие плоские галечки и сверлили отверстие, обычно у края, реже в центре. Иногда из камня делали специальную заготовку, и подвеске могли придать ромбическую или треугольную форму.
По украшениям легко отличить кельтеминарца от лявляканца, а последнего — от неолитического человека с низовьев Зеравшана,
Проследить закономерность — только половина дела. Надо ее объяснить. Первое и наиболее логичное из объяснений: мастера-ювелиры зависели от местного сырья. Дальнейшие разыскания показали, что это объяснение неверно. Плоские гальки, из которых сделаны зеравшанские подвески, можно найти практически во всех районах Кызылкумов. Обнажения палеогеновых осадков, из которых происходят приглянувшиеся кельтеминарцам денталии, свойственны всем трем районам. Единичные пронизки-денталии со стоянок Лявлякана и Нижнего Зеравшана, безусловно, местного происхождения. Наиболее сложным оказался вопрос об использовании бирюзы.
Бирюза Кызылкумов
В Кызылкумах известно сейчас около двадцати месторождений бирюзы, и все они разрабатывались в древности. Древние бирюзовые копи сильно различаются по масштабам произведенных работ. На одних — мелкие круглые «копуши», на других — огромные корытообразные карьеры или наклонные шахты. Предварительные подсчеты показали: объем вынутой породы колеблется в разных районах от нескольких десятков до 1—1,5 млн. м3. Добытая здесь поделочная бирюза исчисляется, вероятно, десятками тонн.
Древние горные выработка датируются, как правило, по обнаруженным археологическим находкам. Собранная в Кызылкумах коллекция очень сдержанно отвечает на вопрос о дате. Факт добычи бирюзы в неолите твердо устанавливается материалами из мастерских и стоянок Лявлякана и Бешбулака. Анализы показывают идентичность находок стоянок Лявлякана и образцов из отвалов древних выработок.
Как расположены разработки бирюзы относительно трех районов расселения неолитического человека? Могли ли воспользоваться запасами «голубого камня» кельтеминарцы, любители раковинных ожерелий, и зеравшанцы, украшавшие себя подвесками из галек? Да, могли. Если бы захотели. В горах Султавуиздаг, у подножия которых жили кельтеминарцы, имеются два месторождения бирюзы и связанные с ними древние выработки. Столь же близко выработки бирюзы и от мест обитания зеравшанцев.
Оказывается, дело не в сырье. В чем же тогда? Некоторый свет на это проливают более поздние находки. Установлено, что наиболее интенсивная добыча бирюзы падает на средневековье, X—XIV века. Казалось бы, в памятниках этого времени украшения из бирюзы должны встречаться в большом количестве. Мы, к сожалению, располагаем данными только по низовьям Амударьи (Хорезм). В эпоху бронзы, во II тысячелетии до н. э., бирюзу, как и раньше, здесь не употребляли. Лишь в античное время (VII—II вв. до н. э.) бирюзовые поделки получают довольно широкое распространение, хотя и не господствуют. Но это практически последние находки бирюзы в Хорезме. Лишь в XVIII—XX веках бирюза изредка употреблялась в качестве вставок в серебряные женские украшения. Мелкие обломки ее собирали, очевидно, в отвалах старых выработок.
Все эти обстоятельства снова ставят перед археологами несколько вопросов. Один из них: куда шли десятки тонн бирюзы, добытые в Кызылкумах (и в Хорезме в том числе) в средние века? Вопрос непростой, если учесть, что бирюза добывалась и в горных районах Средней Азии и поставлялась в Среднюю Азию извне, из знаменитых Нишапурских месторождений Ирана. Некоторые исследователи считали прежде, что вся или почти вся «археологическая» и «этнографическая» бирюза Средней Азии— иранский импорт.
Ташкентские ученые, исследовав недавно серию образцов бирюзы из кызылкумских месторождений и некоторых археологических памятников, установили, что бирюза из Кызылкумов распространялась в античное время и позднее за многие сотни километров. Ее нашли на Афрасиабе, городище древнего Самарканда, в Кучук-тепе, на юге Узбекистана, на городище старого Мерва в Туркмении.
Почему, имея «под боком» запасы бирюзы, население некоторых районов предпочитало для украшений иные сорта поделочного камня, порой значительно менее эффектные? Этнографы установили, что население отдельных районов Средней Азии теперь (или в недавнем прошлом) также отдает предпочтение тому или другому из самоцветов. Что это — различие во вкусах, мода? Конечно, нет. Это сила традиции, уходящей корнями в отдаленное прошлое и связанной с происхождением той или иной из групп населения и особенностями ее этногенеза. Одно из подтверждений этому — сложная символика некоторых самоцветов, связанные с ними поверья, не находящие порой объяснений в современном этнографическом материале.
Преимущественное (реже — исключительное) использование определенного вида украшений и в эпоху неолита, и в средние века, и в XVII—XIX веках — явления одного порядка. Можно утверждать, что вкус к бирюзе, сердолику или другому из камней сложился первоначально в связи с наличием его природных запасов на территории обитания и лишь со временем стал традицией. Традиция была стойкой, так как вкус к определенному украшению являлся составной частью сложной системы первобытных религиозных верований.
