Природа трения, столь обыденного и важного явления, еще не выяснена до конца.
А между тем наука о сопротивлении движению тел имеет немалую историю; немало ученых, начиная с Аристотеля, внесли в нее свой вклад.
Проследим основные этапы науки о трении, отмечая их именами ее творцов. Опишем и современное положение дел в этой области, взгляды на природу трения, развиваемые сегодня.
АРИСТОТЕЛЬ И ГАЛИЛЕЙ
До того, как Галилей заложил основы точного естествознания, в науке безраздельно господствовали взгляды Аристотеля.
Под действием постоянной силы свободное тело движется равноускоренно, установил Галилей. Под действием постоянной силы тело движется равномерно, полагал Аристотель.
Различие весьма существенное! Чем же оно обусловлено?
В механике Аристотеля всякое перемещение реальных тел всегда встречает внешнее сопротивление, сопротивление среды. По поводу движения тел в пустоте Аристотель писал «Никто не может сказать, что тело, приведенное в движение (в пустоте. - А. С.), где-нибудь остановится, ибо почему оно скорее остановится здесь, а не там? Следовательно, тему необходимо покоиться или же двигаться бесконечно.» Такую ситуацию Аристотель считал невозможной и на этом основании вообще отрицал существование пустоты.
Пространство Аристотеля всегда заполнено веществом, немыслимо без него. Поэтому для перемещения тела с постоянной скоростью необходима непрерывно действующая сила, преодолевающая сопротивление среды.
При построении своей механики Аристотель, безусловно, опирался на опыт. Он видел, например, что груженая повозка, запряженная лошадью или быками, движется по ровной дороге, как правило, с постоянной скоростью. Он мог с уверенностью предсказать, что скорость движения возрастет, если груз по, какой-либо причине уменьшится или же дорога станет ровнее.
Что же мешало Аристотелю прийти к тем представлениям о движении тела под действием силы, которыми владеем мы?
Аристотель не мог отделить сопротивление, связанное с самим телом (то, что мы называем инерцией), от сопротивления, обусловленного взаимодействием движущегося тела с окружающем! средой, чем, в частности, являются силы трения.
Галилей впервые доказал экспериментально, что свободное тело под действием постоянной силы движется равноускоренно, а отнюдь не равномерно.
Но, что такое движение свободного тела? Это не, что иное, как движение без всякого внешнего сопротивления, движение в пустоте, то есть именно тот самый случай, который Аристотель считал нереальным и поэтому не рассматривал.
Проницательность и научная смелость Галилея кажутся еще более удивительными, если учесть, что за два тысячелетия, прошедшие со времен Аристотеля, принцип «природа боится пустоты» превратился в догму, посягательство на которую преследовалось «святой» церковью. Никаких экспериментальных данных о существовании пустоты к началу XVII века не было; они появились несколько позднее, благодаря опытам Торричелли с ртутным барометром и опытам Герике с магдебургскими полушариями. Так, что гипотеза о движении в пустоте для современников Галилея была не только еретической, но, и совершенно абсурдной, противоречащей здравому смыслу.
С течением времени истина восторжествовала и теперь противоречащей здравому смыслу нам кажется уже механика Аристотеля.
Впрочем, не будем торопиться со столь категорическим осуждением великого ученого древности. Обратимся еще раз к примеру с лошадью везущей повозку. Будем считать, что наша повозка настолько совершенна, что катится практически без трения, а сопротивление воздуха пренебрежимо мало.
Под действием постоянной силы тело движется равноускоренно. Стало быть, лошадь при постоянной тяге будет скакать со все нарастающей скоростью. Произведение тяги на скорость, как известно, дает мощность. Мы приходим к выводу, что мощность, развиваемая лошадью, будет непрерывно расти и сможет достичь любой величины.
Но это очевидная бессмыслица! Мы прекрасно знаем, что мощность лошади, так же, как мощность автомобиля или мотоцикла, - величина, вполне определенная и поддающаяся измерению. Об этом напоминает название широко применяемой единицы мощности - «лошадиная сила». Тем не менее наш вывод вполне строг.
Значит, ошибка кроется в допущениях. Дело в том, что они игнорируют сопротивление окружающей среды. Стоит его учесть, й все станет на свои места. Опыт подсказывает нам, что сопротивление среды зависит от скорости. «При движении в сопротивляющейся среде, по мере возрастания скорости, падающее тело встречает постоянно увеличивающееся сопротивление, вследствие чего происходит постоянное уменьшение ускорения и наконец сопротивление достигнет такой величины, что ускорения не будет и тело будет продолжать двигаться дальше равномерно.» Цитированные строки принадлежат Галилею; они описывают частный, но наиболее реальный случай движения, который только и рассматривал Аристотель.
Эти слова дают и объяснение «парадокса мощности». Существует скорость, при которой сопротивление среды равно силе тяги. В таком случае мощность тягового устройства равна произведению этой критической скорости на соответствующую силу тяги.
ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ
В своем необозримом рукописном наследии (только «Атлантический кодекс» рассчитан на издание в 12 томах) Леонардо да Винчи при всей универсальности его гения предстает перед нами прежде всего, как величайший инженер всех времен.
Леонардо внес свой вклад и в решение проблемы трения в машинах. Истинный и ни с чем не сравнимый по полноте и глубине, этот вклад стал по-настоящему осознан лишь в самое последнее время, когда в Национальной библиотеке Мадрида случайно были обнаружены две неопубликованные рукописи Леонардо.
Одна из них начинается с вывода о бессмысленности вечного двигателя «Стремление создать вечное колесо - источник вечного движения - можно назвать одним из бесполезных заблуждений человека. На протяжении многих столетий все, кто занимался вопросами гидравлики, военными машинами и прочим, тратили много времени и денег на поиски вечного двигателя. Но с ними происходило то же, что и с алхимиками всегда находилась, какая-нибудь мелочь, которая якобы мешала успеху опыта. Моя небольшая работа принесет им пользу им не придется больше спасаться бегством от королей и правителей, не выполнив своих обещаний»
Таким образом, Леонардо да Винчи вынес справедливый приговор за много лет до того, как Французская академия наук официально отказалась от рассмотрения проектов вечного двигателя, как антинаучных.
Обладая вполне современным пониманием роли трения в машинах, Леонардо приступил к систематическому изучению этого явления. Для этого он сконструировал специальную скамью и изобрел динамометр. За двести лет до опытов Амонтона и примерно за три века до публикации работ Кулона по трению Леонардо пишет «Сила трения зависит от материала соприкасающихся поверхностей, а также от степени их обработки и не зависит от площади соприкасающихся поверхностей; она прямо пропорциональна весу груза и может быть уменьшена путем введения роликов или смазочных веществ между трущимися поверхностями»
Отмечая в другом месте, что всякое трущееся тело оказывает сопротивление, равное четверти своего веса, Леонардо впервые вводит в инженерный обиход понятие коэффициента трения. Из изложенного выше следует, что он не считал эту величину постоянной и имел в виду лишь ее приближенное значение.
Мадридские рукописи Леонардо преподнесли нам немало сенсационных сюрпризов. Вот, к примеру, один из них рецепт смазочного металлического сплава, состоящего из трех частей меди и семи частей олова. Это очень близко к составу первого легкоплавкого сплава, запатентованного Айзеком Баббитом в 1839 году и получившего затем широкое распространение в подшипниках под названием «баббит»
АМОНТОН И ЭЙЛЕР
Принцип инерции, открытый Галилеем, впервые дал возможность четко разграничить сопротивление, связанное с инерцией тела и сопротивление, обусловленное трением. Из принципа инерции непосредственно следовало, что при постоянной скорости внешняя сила, приложенная к телу, в точности равна силе трения. Это вооружило исследователей фундаментальным приемом измерения силы трения.
Однако это было понято не сразу. Во всяком случае, в знаменитой работе французского физика Гийома Амонтона «О причине сопротивления в машинах» (1699) ничего не говорится о необходимости обеспечивать постоянство скорости при оценке сил трения. Впрочем, это не помешало Амонтону открыть эмпирический закон, ошибочно приписываемый его выдающемуся соотечественнику Кулону сила трения прямо пропорциональна силе нормального давления.
Гениальный основоположник динамики машин Леонард Эйлер в своем мемуаре «О машинах вообще» впервые расчленил силы сопротивления, преодолеваемые машиной в движении, на силы инерции и силы трения.
Строгий анализ позволил Эйлеру использовать для оценки коэффициента трения уже не равномерное, а равноускоренное движение тел по наклонной плоскости.
Из формул, полученных Эйлером, следовал парадоксальный вывод при соответствующем наклоне время соскальзывания тела по плоскости должно быть сколь угодно большим. Опыт показывает, однако, что соскальзывание всегда происходит достаточно быстро.
Эйлер объяснил парадокс просто и убедительно сопротивление страгиванию всегда больше сопротивления скольжению при тех же условиях; при выводе же формул коэффициент трения предполагался не зависящим от скорости.
Обнаруженный эффект имел большое прикладное значение. Чтобы понять это, достаточно представить, что наклонная плоскость - это деревянные стапеля, а тело - это судно, спускаемое на воду. Заметим, что вес морских судов во второй половине XVIII века составлял уже несколько сотен тонн. Вообразите, что будет, когда такая махина едва стронется с места сила трения сразу уменьшится, скорость скольжения резко возрастет. Открытие Эйлера позволило предусмотреть это явление и избежать его опасных последствий.
Правда, еще предстояло систематически исследовать предугаданное явление. Это выполнил несколько десятилетий спустя Шарль Кулон.
КУЛОН
Французский военный инженер Шарль Кулон по праву считается создателем науки о трении.
В 1781 году за свои исследования, проведенные в течение нескольких лет в порту Рошфор (Западная Франция), и изложенные в «Теории простых машин», ученый был удостоен премии Французской академии наук, предназначенной за лучшую работу по трению.
Об актуальности этой работы и ее высокой оценке современниками свидетельствует то, что Кулон был избран членом академии уже в следующем году, то есть за несколько лет до открытия законов электрического и магнитного воздействия, обессмертивших его имя. К этому следует добавить, что законы электростатики были открыты с помощью крутильных весов, изобретенных Кулоном при изучении трения компасной стрелки об острие.
В своих исследованиях Кулон охватил все три основных аспекта трения сопротивление скольжению, сопротивление качению и сопротивление страгиванию. При постановке опытов Кулон исходил из практических задач, связанных главным образом с запросами флота. Важнейшими из этих задач были определение сил, возникающих при спуске судов по стапелям, как в момент страгивания, так и при последующем скольжении; определение сил трения в талях и других такелажных системах, широко используемых на флоте; определение сопротивления, которое испытывает стрелка компаса, вращающаяся на острие.
Еще со времен Архимеда было известно, что рычаг и другие простые машины (клин и винт, блок и ворот, зубчатое колесо и наклонная плоскость) дают большой выигрыш в силе. Трение, как показывал опыт, значительно уменьшало теоретическую величину этого выигрыша, особенно в тех случаях, когда число звеньев в машине возрастало. Практика требовала определить никому не ведомые величины сил трения в различных условиях.
Исследуя трение взаимного скольжения различных металлов, минералов, пород дерева, Кулон определил коэффициенты трения для разнообразнейших пар материалов. Он обобщил закон Амонтона на случай, когда часть трения обусловлена слипанием поверхностей и пропорциональна площади касания. Острая наблюдательность ученого позволила ему заметить, что коэффициент трения зависит не только от нагрузки и скорости скольжения, но, и от множества других факторов шероховатости поверхностей, их структуры и даже. от влажности атмосферы. Учесть эти факторы можно было лишь приближенно, опираясь на эмпирические данные, оставляя в стороне физическую сущность явлений. Чрезвычайно осторожный и щепетильный в своих выводах, Кулон хорошо понимал это. Однако практичность инженера подсказывала ему, что его выводы вполне приемлемы для практики.
РУМФОРД И КЛАУЗИУС
Несмотря на большой экспериментальный материал, накопленный Кулоном и его фундаментальный вклад в феноменологическую теорию трения, природа этого явления к концу XVIII столетия оставалась по-прежнему загадочной. Исследователям не хватало понимания того, что трение - процесс диссипативный, то есть связанный с превращением механической энергии в тепло. А без этого невозможно понять механизм трения.
Трение рождает тепло - казалось, что может быть обыденнее? Об этом знали ещё первобытные люди, добывавшие огонь трением. Но авторы ученых трактатов словно не замечали обыденнейших вещей.
Еще в 1614 году в письме Галилею генуэзец Джованни Батиста Бальяни описал опыт, в котором трение быстро вращающегося металлического диска о стенки железного сосуда с водой заставляло воду кипеть. Однако этот опыт оставался неизвестным до середины XIX века.
Со второй половины XVIII века в физике воцарилась теория теплорода - невесомой жидкости, носительницы тепла. Ни малейшего намека на причины роста тепла в трущихся телах эта теория не давала. В итоге это важнейшее обстоятельство просто игнорировалось при объяснении механизма трения, а предлагаемые модели трения сводились к чисто механическим построениям.
Так, Кулон считал, что трение обусловлено сцеплением поверхностных неровностей, поведение которых он уподоблял поведению щеточного ворса. Амонтон объяснял трение подъемом одного тела по неровностям другого.
К трению, как диссипативному процессу впервые подошел английский физик Бенджамин Томсон, известный в истории науки под именем графа Румфорда.
Этот титул Томсон получил в Баварии, куда эмигрировал из Северной Америки. Здесь он занимал ряд видных постов, в частности был военным министром.
Однажды, будучи по долгу службы ~ мюнхенском арсенале и наблюдая за сверлением пушечных стволов, Румфорд обратил внимание на сильный и устойчивый нагрев болванок - заготовок для стволов. Ученый догадался, что это вызвано непрерывным подводом механической энергии, которая тут же переходит в тепло в результате интенсивного трения инструмента о металл. Он провел опыты, в которых заготовка помещалась в воду и обрабатывалась тупым сверлом. Спустя определенное время вода закипала.
О своем открытии Румфорд в 1798 году доложил Лондонскому королевскому обществу. «Источник тепла, возникающего при трении в этих опытах, - говорил он, - оказывается, по-видимому, неисчерпаемым, а то, что может непрерывно поставляться в неограниченном количестве изолированным телом не может быть материальной субстанцией». Это был сильнейший удар по теории теплорода.
Казалось бы, открытие Румфорда должно было вызвать решительный поворот в физике. Однако это произошло не сразу. В обширном и авторитетном курсе физики Ж. Био, вышедшем в 1829 году, утверждалось, что причина возникновения теплоты при трении все еще неизвестна.
Решение вопроса в современном виде стало возможным лишь к середине XIX века, после того, как Юлнус Майер (1842), и Джеймс Джоуль (1843) выдвинули принцип эквивалентности механической работы и теплоты, а Герман Гельмгольц (1847) ввел фундаментальное понятие энергии и сформулировал в наиболее общем виде закон ее сохранения и превращения
Несколько позднее Рудольф Клаузиус сформулировал положения кинетической теории теплоты и ввел понятие энтропии.
Глубокий смысл этого понятия раскрыл в конце XIX века создатель статистической термодинамики Людвиг Больцман. Он показал, что энтропия - это степень неупорядоченности системы. Это понятие позволило осознать природу трения и его место в физической картине мира.
Суть дела в том, что у изолированной физической системы возможностей перехода к беспорядку всегда неизмеримо больше, чем вариантов, при которых система упорядочивается или хотя бы сохраняет прежнее состояние. Поэтому беспорядок в изолированной системе, а следовательно и ее энтропия со временем не уменьшаются, а, как правило, растут.
Если речь идет о механических системах, то здесь наиболее универсальным путем естественного роста энтропии является трение. Ведь при трении выделяется тепло, а тепло есть не, что иное, как беспорядочное движение молекул.
«Трение, - писал Энгельс, - является тормозом для движения масс и в течение столетий оно рассматривалось, как нечто уничтожающее движение масс, то есть уничтожающее кинетическую энергию. Теперь мы знаем, что трение и удар являются двумя формами превращения кинетической энергии в молекулярную энергию, в теплоту. Таким образом, трение и удар приводят от движения масс, предмета механики, к молекулярному движению, предмету физики»
Так в конце XIX века был открыт путь к -становлению физической теории трения. Однако прошло еще несколько десятилетий, пока новая, физическая теория трения стала приобретать реальные очертания.
СОВРЕМЕННИКИ
Прежде чем приступать к изложению современных взглядов на проблему трения, нам придется отступить почти на два века вспять.
В 1804 году, то есть спустя всего шесть лет после доклада Румфорда, шотландец Джон Лесли, рассматривая выделение тепла при трении, показал, сколь несостоятельны в этом вопросе чисто механические представления. Ученый выдвинул собственную гипотезу при трении энергия рассеивается в результате необратимого деформирования поверхностных неровностей.
Справедливо осудив прежние, ложные взгляды, Лесли, к сожалению, походя отверг и одну полезную находку своего соотечественника Жана Дезагюлье, сделанную еще в XVIII веке и высоко ценимую сегодня. Речь идет о слипании трущихся тел.
В 1734 году Дезагюлье обнаружил, что металлические полированные образцы сильно схватываются при трении. Он объяснил это явление склонностью достаточно сближенных твердых тел к слипанию (или к адгезии, как принято говорить сегодня).
Каким образом адгезионные эффекты могут сопровождаться рассеянием энергии, долгое время оставалось неясным. Лишь полтора столетия спустя Л. Бриллюэн, опираясь на представления об атомарном строении вещества, указал, что энергия может рассеиваться при последовательном образовании и разрыве адгезионных связей между атомами. Эта идея в той или иной форме была развита значительно позднее в различных физических теориях трения - в работах советских ученых В. Д. Кузнецова Г. М. Бартенева, англичанина Д. А. Томлинсона и других.
В течение пятидесятых - шестидесятых годов нашего столетия важная роль адгезии при трении вырисовывалась все отчетливее - главным образом благодаря работам Ф. Боудена и Д. Тейбора в Англии и И. В. Крагельского в Советском Союзе.
Согласно Боудену и Тейбору, сила сухого трения объясняется образованием и разрушением адгезионных мостиков, возникающих в результате своеобразной «холодной сварки» контактирующих участков. По Крагельскому, помимо адгезионного, важен и другой тип связи, например, зацепление и внедрение неровностей.
Тем временем наука о трении пополнилась еще одним важным направлением.
В двадцатых годах нашего века английский физик В. Гарди, исследуя смазочные вещества, открыл и экспериментально доказал любопытное явление. Оказалось, что молекулы некоторых органических жидкостей, имеющие асимметричную (полярную) структуру, способны становиться торчком на поверхности металла и образовывать некий «частокол». При этом молекула своим активным концом крепко сцепляется с металлом, а ее пассивный конец вкупе с другими образует поверхность с исключительно малой адгезионной активностью. В итоге относительное скольжение металлов сопровождается довольно низким трением.
Чем длиннее молекула, тем ниже трение - показал далее Гарди и объяснил это ослаблением взаимодействия между атомами трущихся металлов - ведь взаимодействие осуществляется через все более толстый слой смазки.
Работая с жидкостями, молекулы которых отличались наибольшей длиной (то есть имели максимальный молекулярный вес), Гарди впервые столкнулся еще с одним удивительным явлением легкая алюминиевая пластинка, положенная сверху на смазанную горизонтальную плоскость, соскальзывала под действием собственного ничтожного веса, стоило лишь едва наклонить опору. Позже аналогичное явление наблюдали А. С. Ахматов и Л. В. Панова (роль смазки на сей раз сыграла стеариновая кислота). Правда, ни Гарди, ни его последователям не удавалось добиться коэффициентов трения, меньших 0,02.
Из этих опытов следовало для того, чтобы резко уменьшить трение (а может быть и практически устранить его), необходимо выполнить по крайней мере два условия. Во-первых, создать прочную поверхность с малой адгезионной активностью; во-вторых, обеспечить достаточную толщину смазочного слоя. При этом первостепенное значение имеет ориентация молекул смазочного вещества.
Идеи Гарди получили подтверждение и дальнейшее развитие в работах Ф. Боудена, Д. Тейбора, Б. В. Дерягина, А. С. Ахматова, В. Г. Виноградова, А. Камерона и других ученых. Расширяя и углубляя эти представления, А. С. Ахматов ввел фундаментальное понятие критической толщины граничного слоя, в пределах которого даже жидкая смазка находится, как бы в твердом состоянии и теоретически обосновал возможность перехода к минимальному граничному трению.
В 1969 году было открыто явление сверхнизкого трения (Е. А. Духовской, В. С. Онищенко, А. Н. Пономарев, А. А. Силин, В. Л. Тальрозе). Было экспериментально доказано, что при достаточно интенсивном облучении одной из трущихся поверхностей ускоренными частицами (например, атомами гелия) коэффициент трения падает в десятки и даже сотни раз, достигая сотых и тысячных долей единицы-то есть значений, типичных для жидкостного трения или трения качения.
Глубина облучения не превышала при этом десятков ангстрем. Отсюда следовало, что трение - эффект, обусловленный свойствами чрезвычайно тонкого поверхностного слоя вещества толщиной не более нескольких атомных диаметров. Это, в свою очередь, означало, что адгезионное взаимодействие тел, а точнее, формирование и разрыв адгезионных связей, является, по-видимому, главной причиной трения.
Эффект сверхнизкого трения наблюдался, в частности, на дисульфиде молибдена (это вещество обладает мощным смазочным действием в самых различных условиях и находит широкое применение в технике). Облучение велось в высоком вакууме пучком электронов. Ясно, что исчезновение трения никак не было связано с привнесением в исследуемое вещество посторонних веществ. С другой стороны, пучок электронов не мог разрушить дисульфид молибдена и превратить его в, какие-либо другие вещества. Напрашивался единственный вывод при трении и облучении дисульфид молибдена, оставаясь самим собой, испытывал в то же время, какие-то структурные изменения. Но, какие же именно?
Было известно, что при трении тончайший поверхностный слой дисульфида молибдена стремится изменить свою структуру так, чтобы его поверхностная энергия была минимальной. Однако переориентация всегда была довольно слабой, поскольку относительная подвижность частиц твердого вещества ограничена.
Скрупулезные исследования показали, что при сверхнизком трении ориентация выражена значительно сильнее. Очевидно, при трении и облучении поверхность образцов интенсивно очищается; формирующийся в итоге слой обладает минимальной поверхностной энергией, к тому же он довольно инертен химически.
Таким образом, оказалось, что сверхнизкое трение тел есть результат постепенного перехода твердого вещества с неупорядоченной структурой в стабильное, сильно упорядоченное состояние с минимальной адгезионной активностью. Это очень похоже на состояние, в которое полярные органические жидкости при контакте с металлом переходят, так сказать, автоматически, в силу своей высокой подвижности, в результате теплового движения. Для подобной ориентации слоя твердого вещества тепловой энергии уже недостаточно. Добавочная энергия подводится за счет. самого трения, которое в итоге, как бы уничтожает самое себя. Облучение же, по-видимому, способствует очистке смазочного вещества от примесей - причины сильных адгезионных связей.
Большинство слабых связей, возникающих при трении, тут же рвется за счет тепловых колебаний, «бесплатно». И лишь при сильном охлаждении трение становится заметным.
БУДУЩЕЕ
Полученные результаты весьма интересны, но они приподнимают лишь край завесы, окутывающей тайну трения.
Что же мешает ученым досконально исследовать процессы в зоне контакта?
Во-первых, сами трущиеся тела, которые заслоняют от наблюдателя очаги контакта и затрудняют прямое наблюдение за процессами. Во-вторых, сложность самих процессов. Ведь вещество в момент контакта находится в необычном, экстремальном состоянии. Переход в него происходит скачкообразно и на очень короткое время - порядка 10-4 410~7 сек. Затем наступает сравнительно медленный период релаксации, в течение которого вещество «приходит в норму». Эти скачки сопровождаются специфическими явлениями, не наблюдаемыми при плавных изменениях состояния, - например, вылетом электронов, люминесценцией, электрическими разрядами, накоплением разного рода дефектов (что приводит к усталостным явлениям), механическими колебаниями в очень широком диапазоне частот, начиная от звуковых (вспомните про скрип дверей и тормозов) и кончая неслышимыми ультразвуками. Все названные явления, в свою очередь, стимулируют многочисленные химические реакции, в которых участвуют вещества самих трущихся тел, продуктов их разложения и окружающей среды. Для прямых наблюдений за столь разнообразными и сложными процессами исследователям до сих пор не хватает достаточно тонких методов.
Может быть, эти процессы поддадутся расшифровке по косвенным данным, по многочисленным «уликам», остающимся на поверхностях трения? В настоящее время для изучения поверхностей трения широко используются и электронная микроскопия, и рентгеноструктуриый анализ и электронография - метод, основанный на изучении дифракции электронов, отраженных от поверхности под малыми углами.
Однако и эти, и другие не менее тонкие методы нуждаются еще в дальнейшем усовершенствовании и специальном приспособлении к проблеме трения.
Дальнейшие успехи в познании природы трения будут, очевидно, связаны с использованием самых современных достижений в технике физического эксперимента.
ЛИТЕРАТУРА
Ахматов А. С. Молекулярная физика граничного трения. М„ Физматгиз. 1963.
Крагельский И В., Щедров В. С. Развитие науки о трении. М„ Изд. АН СССР, 1956.
Лилли С. Люди, машины и история. Пер. с англ. М., «Прогресс», 1970.
Льоцци М. История физики. Пер. с итал. М., «Мир», 1970.
Силин А Загадка трения качения. «Наука и жизнь» № 1, 1973.
