В Белоруссии за последние двадцать лет площадь лесов приросла на один и три десятых миллиона гектаров. А у нас за прошлое лето пятнадцать миллионов гектаров сгорело – это больше, чем все леса Белоруссии. И ущерб мы понесли в пятнадцать миллиардов долларов. Почему? Можно сослаться на то обстоятельство, что мы разрушили всю лесную службу, авиаотряд, который осуществлял мониторинг убрали ,двести тысяч лесных рабочих разогнали,
и.т.д Но на самом деле причины происходящего коренятся гораздо глубже.
Чтобы понять суть происходящего, нам придется таки обратиться к пассионарной теории этногенеза, разработанную нашим выдающимся соотечественником Львом Николаевичем Гумилевым. Кому-то она непонятна, кого-то она возмущает, ну а кто-то просто считает для себя наиболее удобным не замечать ее вовсе. Однако без этой теории практически невозможно понять, что заставляет умных, добрых и внешне вполне интеллигентных людей создавать кошмарные образцы философских измышлений и почему эти идеи овладевают умами сотен тысяч других не менее умных, честных и добрых людей, заставляя их уничтожать природу, уничтожать свое будущее, а следовательно и самих себя.
В первой части своего поста я приведу некоторые дефиниции теории этногенеза, необходимые для конкретизации понятий, используемых при дальнейшем обсуждении.
“ Прежде всего нужно определиться с таким понятийным элементом теории, как пассионарность, которую Л.Н. Гумилев определял, «как эффект биохимической энергии живого вещества, преломленного психикой» или «как эффект избытка энергии живого вещества биосферы.». Эти натурфилософские определения точны, но недостаточно конкретны, если их применять к конкретным процессам человеческой истории. В онтогенезе пассионарность – это характерологическая доминанта, непреоборимое внутреннее стремление к деятельности, направленной на осуществление какой либо цели. Пасссионарность отдельного человека может сочетаться с любыми способностями; «...она не имеет отношения к этике, одинаково легко порождая подвиги и преступления, творчество и разрушение, благо и зло, исключая только равнодушие» .
Исходным моментом любого этногенеза является специфическая микромутация небольшого числа особей в географическом ареале. Следствием мутации является появление в генотипе людей признака пассионарности, формирующего новый стереотип поведения. Это явление, вызывающее в популяции повышенную абсорбцию биохимической энергии из внешней среды и приводящую к появлению новых этнических систем Л.Н. Гумилев назвал пассионарным толчком . Возникший признак пассионарности связан с повышенной активностью, но характер этой активности определяется местными условиями: «... ландшафтными, этнокультурными, социальными, а также силой самого импульса. Вот почему все этносы оригинальны и неповторимы, хотя процессы этногенеза сходны» . Через 1200–1500 лет от начального момента толчка пассионарный признак в популяции угасает и этнос либо растворяется в среде соседних народов (ассимилируется), либо уничтожается, либо существует неограниченно долго в гомеостазе, в состоянии равновесия с биоценозом своего ландшафта..
Итак, пассионарный толчок прошел. Какими путями затем развивается процесс этногенеза? По Л.Н. Гумилеву развитие этносов в результате пассионарного толчка во всех случаях на качественном уровне протекает однотипно и исключений в ряду законченных этногенезов, зарегистрированных мировой историей, им не обнаружено.
Этнос, возникнув, проходит ряд закономерных фаз развития, характеризуемых определенным уровнем пассионарного напряжения и соответствующим ему стереотипом поведения. Первая фаза – фаза пассионарного подъема этноса. В ней выделяются два периода: скрытый или инкубационный (от момента пассионарного толчка до появления этноса как новой системы) и явный, связанный с политическим оформлением нового этноса и усложнением его структуры (увеличение числа субэтносов и конвиксий). Стереотип поведения : «Будь тем, кем ты должен быть», как способ утверждения прав нового этноса среди соседей.
Наибольший подъем пассионарности – акматическая фаза, в течение которой пассионарные перегревы сменяются временными спадами. Люди перестают работать на общее дело и начинают бороться каждый сам за себя. Императив поведения: «Будь самим собой!». Избыток пасионариев выплескивается за пределы ареала этноса или аннигилируется внутри него. Обычно эта фаза сопровождается внутренним соперничеством и резней.
Следующая фаза этногенеза – фаза надлома, характеризующаяся резким снижением пассионарного напряжения и увеличением доли субпассионариев. Императив: «Мы устали от великих». Надлом сопровождается огромным рассеиванием энергии, кристаллизующейся в памятниках культуры и искусства. Однако внешний расцвет культуры вызван спадом пассионарности, а не ее подъемом. Это самая болезненная фаза, начинающаяся на заключительном участке демографического взрыва и заканчивающаяся демографическим спадом.
Наступает инерционная фаза, во время которой плавное снижение пассионарного напряжения приводит к стабилизации этноса после надлома. Это период расцвета цивилизации, наступает эпоха накопления культурных ценностей, ранее часто уничтожаемых в огне «горячих фаз». Стереотип поведения в этой фазе: «Будь таким как я».
Снижение уровня пассионарного напряжения ниже уровня, свойственного гомеостазу (устойчивому состоянию этнической системы) характеризует следующую фазу – фазу обскурации. При этом размываются системные связи, удерживаемые энергией пассионариев, этнос упрощается, заметную роль начинают играть субпассионарии. Их стереотип поведения: «Будь таким, как мы» – становится стереотипом этноса в целом. Этнос теряет устойчивость, способность к самозащите почти равна нулю, и, поэтому, не каждому этносу дано эту фазу пережить.
Уцелевший в обскурации этнос вступает в последнюю фазу этногенеза – мемориальную, когда сохраняется лишь память об исторической традиции, а затем приходит время равновесия с природой (гомеостаз). В изолированном состоянии он может существовать сколь угодно долго, демонстрируя богатую историю и памятники культуры. Поскольку в этот период доминируют гармоничные особи, этнос находится в адаптивном равновесии со своим ландшафтом, но творчески он погас. Стереотип поведения: «Будь самим собой доволен». Это состояние бесконечно существующего маленького народа сформулировал для троллей Ибсен в «Пер Гюнте»: «Будь собой доволен, тролль!»
Как же соотносятся описанные выше фазы с важнейшим вопросом этнической истории – соотношением развивающегося этноса с вмещающим его ландшафтом?
При возникновении, т.е. в фазе подъема, этнос «подтесывает» ландшафт и применяется к нему. Во время междоусобиц и завоевательных войн акматической фазы ландшафт не эксплуатируется и тем самым предоставлен сам себе. Но вот в инерционной фазе, когда растет техносфера, а хозяйственная деятельность направлена на расширенное воспроизводство, давление на природную среду идет по нарастающей, что порой оборачивается трагедией и гибелью этноса, подрубившего под собой сук – тому примером является угасание Вавилона . В этой фазе этногенеза фатальный исход для биоценоза не является обязательным, но опасная трансформация ландшафта происходит всегда.
Еще более опасной для биохора является фаза обскурации. Поскольку системные связи в этом случае размываются и активную роль начинают играть субпассионарии, которые всегда были. Но в фазе подъема они были совершенно не нужны и не ценились вовсе. Затем, во время акматической фазы, их использовали как пушечное мясо и ценили очень мало. А вот в инерционное, тихое время начинают возникать теории о том, что всякому человеку надо дать возможность жить, человека нельзя оставить, человеку надо помочь, надо его накормить, напоить, ну, а если он не умеет работать, что же - надо научить, а если он не хочет учиться, - ну что ж, значит плохо учим. Словом, самое главное - человек, все для человека. Поэтому в "мягкое" время цивилизации при общем материальном изобилии для всякого есть лишний кусок хлеба и женщина.
Представьте себе, как люди определенного субпассионарного склада используют такое учение, которое становится этическим императивом. Они говорят: "Мы на все согласны, только вы нас кормите и на водку давайте. Если мало дадите, то мы на троих скинемся". И им находят место, и они размножаются, потому что им больше делать нечего. Диссертаций-то они не пишут. К концу инерционной фазы этногенеза они образуют уже не скромную маленькую прослойку в общем числе членов этноса, а значительное большинство. И тогда они говорят свое слово: "Будь таким, как мы!", т.е. не стремись ни к чему такому, чего нельзя было бы съесть или выпить. Всякий рост становится явлением одиозным, трудолюбие подвергается осмеянию, интеллектуальные радости вызывают ярость. В искусстве идет снижение стиля, в науке - оригинальные работы вытесняются компиляциями, в общественной жизни узаконивается коррупция, в военном деле - солдаты держат в покорности офицеров и полководцев, угрожая им мятежами. Все продажно, никому нельзя верить, ни на кого нельзя положиться, и для того чтобы властвовать, правитель должен применять тактику разбойничьего атамана: подозревать, выслеживать и убивать своих соратников, порядок, устанавливаемый в этой стадии, которая называется фазой обскурации - омрачения или затухания, - нельзя считать демократическим. Здесь господствуют, как и в предшествовавших фазах, консорции, только принцип отбора иной, негативный. Далеко не каждый обыватель способен удовлетворить этим требованиям, и поэтому большинство народа оказывается, с точки зрения нового императива, неполноценным и, следовательно, неравноправным. . Наступает депопуляция, численность населения к концу фазы обскурации значительно сокращается, частично этот процесс тормозится за счёт притока представителей
окраинных и чужих этносов, которые зачастую начинают доминировать в общественной жизни. Отношение этноса к окружающей среде становится хищническим. Но в это время этнос, который был во время нормальных фаз этногенеза практически «непробиваемым» для соседей , теряет свою устойчивость, способность к самозащите становится равным нулю, и, он уничтожается или ассимилируется гораздо более пассионарными соседями, не успев полностью разрушить окружающую среду.
Но это не все. Оказывается, может быть и такая ситуация, когда и соседние этносы все одновременно впадают в «маразм», уничтожать субпассионариев становится некому, тогда субпассионии начинают стирать границы между этносами и плавно перетекая из одного места на другое, где неумелым руководством, где полной порчей нравов, и.т. д. начинают в гораздо обьемных масштабах уничтожать окружающую среду. Происходит такая ситуация в том случае, когда возникает антисистема, которую Л. Н.Гумилев определял как, «системную целостность людей с негативным мироощущением, которое представляет собой специфическое отношение к материальному миру, выражающееся в стремлении к упрощению систем, то есть к уменьшению плотности системных связей» или говоря проще, к уничтожению этносов.
Было отмечено , что антисистемы появляются на границах суперэтнических систем и являются экстерриториальными. Особое положение в генезисе антисистем занимают химеры. Химера-это форма контакта несовместимых этносов разных суперэтнических систем (речь идет об этносах с отрицательной комплиментарностью ), при которой исчезает их своеобразие.
Химера как псевдоэтническая общность противопоставляет себя всем, отрицая любые традиции и заменяя их постоянно обновляемой “новизной». Следовательно, у химеры нет отечества, что делает химеру восприимчивой к негативному мироощущению. Поэтому, как писал Лев Николаевич Гумилев , химеры – питательная среда для возникновения антисистем, ибо принцип антисистемы – ложь – всегда присутствующий в химерах, допускает обман как поведенческий стереотип.
Между тем, носители негативного мироощущения могут встречаться и среди представителей обычных этносов, однако никогда этот тип не является преобладающим (вернее сказать, не он определяет “лицо” этноса ). В случае же если под воздействием каких-либо внешних факторов негативное мироощущение стало доминировать, этнос или его часть мутирует в антисистему.
В процессе своего существования антисистема постоянно инкорпорирует своих новых членов из представителей других этносов, и в идеале антисистема может захватить всю Ойкумену, тогда она погибнет, лишь только истощив все ресурсы планеты, подобно тому, как колония бактерий погибает вместе со смертью зараженного ею организма.
После возникновения антисистемы в ее рамках остается некоторое количество людей с остаточным позитивным мироощущением, но они вынуждены подчиниться коллективному императиву. Как писал Лев Николаевич Гумилев, “отдельный человек не может противостоять статистической закономерности, даже антиприродной и противоестественной, даже очевидно антинравственной” . При этом человек, ограниченный в позитивных этнических системах определенными нормами самоконтроля и самоответственности, именуемыми в обиходе совестью, в антисистеме получает полную внутреннюю свободу, ибо антисистема предполагает отмену всех моральных норм, общепринятых ради стабильного существования данного этноса в данном ландшафте. Для антисистемы это необходимо, чтобы успешно разрушать этносы, однако для сохранения собственной целостности ей приходится постоянно применять жесткие репрессивные меры по отношению к собственным членам, ограничивая их свободу.
Как уже было сказано выше, в принципе антисистемы могут использовать в своих целях любую идеологию, однако обычно они либо перерабатывают под свои нужды философские концепции, близкие им по духу или содержащие продуктивные с их точки зрения положения, либо вырабатывают свои собственные учения, в которых конкретизируется в том или ином виде смутно воспринимаемое всеми членами антисистемы их общее, так сказать социально негативное отношение к окружающему материальному миру. Причем с точки зрения философии они могут быть как идеалистами, так и материалистами, ибо не это для них главное. Главное – это стремление к идейному обоснованию необходимости уничтожения мира в его разнообразии.
По существу все философские основы антисистем глубоко атеистичны вне зависимости от того, декларируют они этот принцип открыто или нет. Даже там, где формально антисистема религиозна, на деле оказывается, что догматы религии, якобы ею исповедуемой, откровенно попираются ее членами .
Для идеологии любой антисистемы характерным является постоянное противопоставление всего прошлого и ныне существующего будущему, причем такому будущему, которое кажется идеальным идеологам антисистемы. Мнение других людей, даже членов своей антисистемы, в расчет не принимается. Обычно утверждается, что все прошлое, как и его герои за исключением отдельных личностей, имеющих заслуги перед антисистемой, покрыто мраком, декларируется, что тогда жили темные и забитые люди, которые еще не знали антисистемной идеологии, но в душе всегда мечтали о ней (обычно все провалы и поражения предшествующих антисистем объясняются с этих позиций именно отсутствием в их распоряжении “единственно верного” идеологического учения, а в настоящем героическая группа посвященных в тайные способы построения светлого будущего занимается тем, что строит его, попутно разрушая все ненужное, а все непосвященные должны или слепо повиноваться посвященным, или прекратить свое существование. И только будущее, вернее та идея, которая понимается как будущее, достойно существования. Это всегда была программа “истребления мира ради потусторонних идеалов, чуждых и невнятных. Антисистемы имеют немало общего с этносами (за исключением того момента, что они, как и химеры, являются сугубо статическими структурами), поскольку подменяют для своих членов этническую традицию собственной идеологией, вырабатывают общий стереотип поведения всех своих членов и четко отграничивают “своих” от “чужих”. Отличие заключается в том, что представители нормальных этнических систем борются с “чужими” только при возникновении необходимости, а в антисистемах уничтожение “чужих”, “плохих”, “нечистых” и т.д. и т.п. является так сказать основным занятием для всех. Те, кто по малолетству или слабосильности не могут уничтожать “чужих”, те занимаются тем, что уничтожают не нужные по их мнению, другие объекты материального мира: животных, ландшафты, произведения искусства и вообще все, что не может сопротивляться самостоятельно, а может быть только защищаемо от антисистемы “родным” этносом. Если при столкновении нормальных этносов героями считаются те, кто защищал родную землю, свой мир, свои традиции вне зависимости от его конкретных успехов, то для антисистемы героем может быть только тот, кто уничтожил сам или способствовал уничтожению наибольшего числа “врагов”.
Таким образом, поскольку именно “чужие” для антисистемы являются основной преградой на пути к полному уничтожению всего, что под руку попадется, то для любой антисистемной идеологии обязательным является разграничение на “своих” и “чужих”, иногда явное, иногда подсознательное, также как атеизм по сути своей обязателен для любой антисистемной концепции, поскольку дуализм в убеждениях уравнивает в правах добро и зло как равноценные категории, из чего следует свобода выбора между добром и злом в пользу зла, которая противоестественна для человека с позитивным мироощущением, ибо для него совершенно очевидна необходимость борьбы за кого-то или что-то, существующее в действительности, а не предполагаемое в светлом будущем. Даже те антисистемы, которые декларируют в числе своих идеалов консерватизм, как иезуиты или инквизиторы, на деле стремятся к идеалу того же светлого будущего, в котором нет места развивающимся системам “чужих”, прогресс которых можно и должно остановить путем борьбы с попытками улучшения, усложнения или адаптации системы, ибо всякое упрощение любой системы стремится в пределе к ее уничтожению, так как система – это не только совокупность элементов, но еще и связи между ними. То есть борьба за неизменность системы – это борьба за прекращение ее развития . Для этноса это означает превращение в химеру или гибель.
Однако надо сказать, что не следует винить автора той или иной философской концепции, ставшей идеологической базой для антисистемы, поскольку антисистема никогда не соблюдает никаких принципов кроме тех, которые помогают ей в реализации ее главной цели, и только до тех пор, пока они помогают ей в этом. Как антисистема в целом, так и ее отдельные члены могут легко менять свои философские взгляды, поскольку для них ложь является допустимым стереотипом поведения. Следовательно, для антисистемы не принципиально, какое философское учение избрать в качестве базового, при случае его все равно можно легко извратить или переработать на благо антисистемы.
Продолжение последует.
