[QUOTE]Лилия Шаройко пишет:
Это на вас так попытка думать действует.
Как говорит Кастро  - не ваше это.[/QUOTE]
Это Ваше в Верой ( sic!!!)  :lol:

[QUOTE]Лилия Шаройко пишет:
Примерно та же мысль была в журнале Природа и Люди , был такой до революции, в [B]якобы[/B] малограмотной России издавался в течение 20 лет до 1915 года[/QUOTE]
А Россия на самом деле не была малограмотной? Т.е. Ленин с Луначарским, когда Ликбез создавали, это они просто народное бабло пилили? Или это политкорректность такая? Тады надо это слово везде применять что бы никому обидно не было! Например: якобы нацистская  Германия, якобы напала на якобы Россию. И всё! И немцам приятно и нам вроде как.
Госпожа Шаройко, а может лучше все же данные посмотреть за тот период о грамотности? Может все же поинтересоваться была ли в то время вообще такая проблема, не были ли ею озабочены государственные деятели того времени, Столыпин тот же например.
Почему когда испанец рассказывает о истории своей Испании, то у него Испания первой половины двадцатого века безграмотна и отсталая без всяких якобы? А вот когда госпожа Шаройко рассказывает о истории России, то у неё или везде якобы или все передовое, миролюбивое и напомаженное? Лицемерка Вы знатная. Дама весьма неприятная. Очень сочувствую Вашим квартирантам.

 Зы все что написано выше касается и Ваших рассуждений о достижениях России в науке. Вы там о каких-то данных и публикациях пишите, которые если и о чем-то свидетельствуют, то только о том что бобик вроде как еще не совсем сдох и какое-то дыхание прослушивается.

[QUOTE]Игорь Кожухов пишет:
Одной из туристических достопримечательностей может стать областной центр, восстановленный по проекту Парижа (тот самый, который является столицей Франции). Малоизвестный факт.[/QUOTE]
Чего где востановится по проекту Парижа?! Я бы подумал, что Париж это имя архитектора, если бы Вы не уточнили что он столица Франции.

Ладно, литературная пауза о западных ученых на сибирских просторах в 19 веке,  о путешествии американского физика Роберта Вуда по транссибирской магистрали в 1896 года в компании своего друга журналиста и под видом журналиста. В мой родной Омск заехать не преминули :)

[I]Молодой Франк Виллард, лучше известный по псевдониму «Джозиа Флинт», под которым он выступал с рассказами из жизни бродяг в Century Harper's Magazine , имел командировку от своей газеты на лето 1896 года с заданием писать статьи о Всероссийской выставке и ярмарке в Нижнем Новгороде и о Транссибирской железной дороге, строительство которой в это время заканчивалось. Он решил, что Роб будет ему лучшим компаньоном. Роб был того же мнения, но расходы, считая даже только транспорт, если платить из собственного кармана, были бы, как говорят шотландцы, достойны проклятия.
Джозиа Фрэнсис Темперанс Юнион Виллард Флинт выпил шесть раз, по числу своих имен и псевдонимов, и сочинил маккиавеллиевский план. Для себя он уже умудрился раздобыть личное письмо князя Хилкова, русского министра путей сообщения, которое предоставляло ему бесплатный проезд в первом классе по всем дорогам и предписывало всем железнодорожным чиновникам оказывать всяческую помощь и содействие. Он предложил, чтобы Роб стал самозванным корреспондентом несуществующей , выдуманной американской газеты и, таким образом, мог совершить увеселительную поездку по самой длинной железной дороге всего мира. Новоанглийская совесть Вуда не позволила ему выдумать воображаемую газету, но он вспомнил, что когда-то написал пару статей в санфранцискскую «Экзамайнер» (Examiner). Итак, он «закрыл глаза», в то время как Виллард напечатал красивые визитные карточки, и успокаивал свою совесть тем, что решил действительно написать несколько корреспонденций в Examiner и послать номера газеты русским властям в виде честного вознаграждения за проезд . Тем временем были получены паспорта, визы и все другие необходимые бумаги.....
.............
...Наконец, мы отправились в Сибирь экспрессом Москва-Челябинск. Мы жили хорошо и экономно, проводя время в русских поездах. Нам выдавали чайники и. одеяло, а пищу можно было купить примерно за пятьдесят копеек (двадцать пять центов) в день. Питались мы, главным образом, фруктами и, как мы их называли, «мясными мячиками» — из рубленой говядины, курицы или еще чего-то, запеченной в тесто и поджаренной на сале [18]. Один «мячик» составляет целый обед, а стоили они всего пять центов штука, горячие — прямо из печи — на любой станции. Вместе с большим количеством фруктов это составляло неплохо сбалансированную диетy, и мы на ней процветали. На каждой из станций, у путей, стоял огромный медный самовар, величиной с бочку. Его осаждала толпа мужчин и женщин, вооруженных чайниками. Кипяток был бесплатный, и вокруг самовара всегда шла битва за него. Виллард и я составляли «клин Де Лэнда» (футбольный термин 90-х годов), с помощью двух или трех соседей из поезда, и прорывались через толпу, как снегоочиститель сквозь сугроб снега.
В одном месте в начале пути нам представился случай оставить поезд и путешествовать по реке около дня — по Волге, как я вспоминаю, между Сызранью и Самарой. Мы плыли целый яркий солнечный день между плоскими берегами и поздно вечером причалили к дощатым мосткам на берегу, служившим гаванью. Было совершенно темно, и единственный масляный фонарь освещал глубокую лужу, полную жидкой грязи, через которую мы, увязая по щиколотку, побрели к дороге, где нас дожидались повозки. Это были примитивные телеги или шарабаны, с широкими мелкими плетеными корзинами, наполовину наполненными соломой. Мы забрались в них, сели, свесив ноги, и тронулись галопом с места, с воплями и щелканьем кнутов, через степи, в полной темноте.
В Челябинске мы сели на транссибирский рабочий поезд, где получили купе первого класса в вагоне, в котором ехали инженеры-строители. Для пассажиров дорога еще не была открыта. Рабочие поезда шли нерегулярно, примерно раз в неделю, и делали около двадцати миль в час по рельсам, которые были прикреплены к шпалам только костылями. Шпалы лежали прямо в песке — каменный балласт еще не был уложен. Большинство станций были просто хибарки, в которых жили телеграфисты. Все предприятие должно было стоить более 175 миллионов долларов.
Первый большой город, куда мы приехали, был Омск. Поезд должен был стоять там четыре дня, и мы хотели жить это время в вагоне, но охрана и проводник (их здесь не за что винить) настояли на том, что вагон следует запереть. Лишенные таким образом крова, мы сняли комнату в гостинице «Москва», где мы должны были спать со своими одеялами, на голых матрацах, так как простынь и одеял в гостинице не было. У русских путешественников того времени был обычай возить с собой постельные принадлежности. Матрацы были полны клопами, и наша первая ночь была ужасна. Мы сметали клопов на пол, но они заползали обратно. Тогда мы поставили под ножки кровати блюдечки, наполненные керосином. Но клопы вползали по стене на потолок и оттуда пикировали на нас. На следующее утро мы пошли на станцию, где продемонстрировали наши израненные спины и письмо от князя Хилкова, сказав, что нам известно, что его сиятельство не будет доволен, если узнает, что его протеже съедены живьем. Мы просили разрешения спать в запертом поезде. Над нами сжалились, и мы провели в Омске три восхитительных дня, гуляя, разъезжая в набитых сеном телегах и купаясь в Иртыше.
Виллард писал в американские газеты, и в одной из них я прочел следующее:
«Кроме самых простых случаев, язык всегда оказывался камнем преткновения. Мой запас слов чрезвычайно ограничен, а Роб вообще не мог говорить по-русски. Когда мне не хватало слов, мы переходили на картинки, которые Роб быстро и ловко рисовал карандашом. Они были более выразительны, чем слова. Когда он кончал рисовать то, в чем мы нуждались, я показывал рисунок. человеку, с которым мы имели дело, и, тыкая в рисунок, говорил: „Вы можете?“ Иногда человеку казалось, что мы хотим продать рисунок и надеемся, что он купит его. Но обычно нас понимали, и мы получали то, что нам было нужно».
В городе не было мостовых, и галопирующие лошади с прыгающими корзинками на телегах поднимали ужасную пыль. Нам больше нравились длинные поездки по полям и степи. Мы пели и кричали. Мы были «американскими индейцами», не знавшими ничего лучшего, и никто не обращал на нас внимания и не останавливал нас.
Еще несколько дней в медленно, со скрипом ползущем поезде, и мы приехали в Томск, где сидели одни за длинным столом в буфете и пили водку. Вдруг открылась дверь, и, оглянувшись назад, мы увидели человека, выступающего из тьмы. Он уставился на нас Затем он и Виллард одновременно воскликнули: «Черт возьми!» Это был старый друг Вилларда, журналист; он пересекал Сибирь в обратном направлении. Он покинул Владивосток уже несколько недель назад и частью ехал на поезде, так как дорогу строили с двух концов, а потом на лошадях. Он сказал нам, что на восточном конце дорога уже закончена и находится в эксплуатации на протяжении трехсот миль. Мы пили водку почти до рассвета, и еле добрались до постелей. Когда мы встали на следующий день, он уже уехал.
В целом мы с Виллардом решили, что Сибирь не особенно экзотична. То, что мы видели, была равнина, плоская, как сковорода, с огромными бахчами арбузов, иногда тянувшимися до горизонта. Как и кто съедал все арбузы, я не могу себе представить. Мы вырезали в них дыру, съедали лучшую часть в середине, а остальное выбрасывали в окно. Проводник заметил это и остановил нас. Вдоль дороги проводились работы у самого полотна, и он сказал нам, что даже при двадцати милях в час арбуз может убить человека, если попадет по голове.
Земля, кажется, была хороша для арбузов, и ее можно было покупать по пятьдесят центов за акр, но мы не решились вложить в это капитал. По правде говоря, мы мало интересовались Сибирью. Может быть, мы видели слишком мало, но все, что мы хотели посмотреть, мы видели. На обратном пути мы нашли уютное купе первого класса с надписью «для дам». Так как дам в поезде не было, мы заняли его. Дружелюбный проводник не возражал, но когда мы вернулись в Омск, произошел «инцидент», где на нас (с нашим письмом от князя Хилкова) напали какие-то джентльмены из русского главного командования. Как только наш поезд остановился, два солдата начали набивать багажом наше дамское купе, невзирая на наши протесты. Мы выбрасывали чемоданы в окно еще быстрее, чем их приносили, а потом заперли купе. Через несколько минут раздался громкий стук в дверь. Это был наш старый приятель, начальник станции, который спас нас от клопов, но сейчас его сопровождала небольшая армия. Она состояла из взвода жандармов, двух затянутых офицеров и двух внушительных генералов в длинных серых шинелях со всеми знаками отличия. Начальник станции сказал по-немецки:
«Это купе для дам и вы, джентльмены, должны выйти».
«Но разве эти генералы — дамы?» — спросили мы и отказались.
Тогда вперед выступил начальник жандармов и что-то очень вежливо сказал нам по-русски.
«Что он говорит?» — спросили мы начальника станции.
«Он говорит, что глубоко сожалеет, но принужден посадить вас под арест».
Мы достали магическое письмо от князя Хилкова и Министерства путей сообщения. Начальник жандармов прочел его, опять поклонился и сказал что-то еще более вежливо, чем в первый раз. Начальник станции перевел нам: «Он говорит, что, конечно, очень хорошо, что у вас есть письмо от его сиятельства, но все равно вам придется выйти».
После того, как мы вышли, а генералы, которые также не были дамами, расселись в купе, начальник станции перевернул дощечку — на другой стороне было написано «занято». Генералы раскланялись с нами, а начальник станции философически прошептал: «Я виноват перед вами, но вы знаете, царь и князь Хилков живут далеко отсюда, в Петербурге, а эти два генерала в Омске, и мне приходится иметь дело с ними»
[/I]

Сибрук Вильям - "Роберт Вильямс Вуд. Современный чародей физической лаборатории"

Как видно в то время у нас хозяйничали клопы и генералы :) К сожалению мало что изменилось.