[QUOTE]Dyk цитирует :
Цитата
Я хотел бы подчеркнуть, что в тех органах чувств, к которым мы привыкли, возможно нет ничего особенного. Они просто унаследованы нами от сложной истории эволюционных ограничений...
Главное доказательство этой идеи дает нам концепция сенсорного замещения, когда информация подается по необычным каналам, например зрительная - путем осязания. Мозг сам решает, что делать с этой информацией, поскольку ему безразлично, каким образом поступают данные.[/QUOTE]
Это явление называется - синестезия https://ru.wikipedia.org/wiki/Синестезия
В мозг поступают обычные стандартные электрические сигналы - от любых органов чувств.
Но каждый сигнал от органов чувств имеет свой путь к зонам мозга , которые специфичны к таким сигналам.
Бывают некоторые патологии : например цвет может восприниматься как звуковой тон.
Это как раз и говорит о том, что цвет не представлен в мозге особенной уникальной кодировкой.
Важно поддерживать адекватность свойств наблюдаемого явления из внешней среды и личного отношения к этим свойствам.
Это означает - субъективизацию ощущений на уровне психики.
Например если бы вдруг гипотетически все люди начали воспринимать цвет как звуковой тон , то на светофоре была бы другая система распознавания.Этические символы общения были бы другие. Но внешняя реальность осталась прежней - изменилось только личное отношение.
Собака "видит " носом , но её психика поддерживает адекватность с реальностью и приспосабливается к новому так же как и человек , у которого доминирует зрительное восприятие в ориентировании на местности.
[QUOTE]Dyk пишет:
Поначалу вибрационные сигналы не имеют смысла. Но потренировавшись, мозг понимает, что делать с этими данными. Глухие люди могут переводить сложные последовательности вибраций на теле в осмысленные слова.[/QUOTE]
После тренировки освоив знаковую систему - люди, вибрации переводят на их собственный язык понимания( личное отношение). Опять же важна адекватность к реальности , чтобы не было разночтений.
В мозг можно вживить чип , который будет передавать сигналы в особой последовательности согласно договоренному языку кода. ( по типу азбука Морзе) После обучения можно будет общаться друг с другом
Вот и настанет эра "телепатической" передаче мыслей на расстоянии. Только это будут просто периферийные устройства.
Вот описанный случай синестезии :
[I]Собачья радость
Стивен Д., двадцати двух лет, студент-медик, наркоман (кокаин, PCP, амфетамины). Однажды ночью – яркий сон: он – собака в бесконечно богатом, «говорящем» мире запахов. ( «Счастливый дух воды, отважный запах камня »). Проснувшись, обнаруживает себя именно в этом мире («Словно все вокруг раньше было черно-белым – и вдруг стало цветным»).
У него и в самом деле обострилось цветное зрение («Десятки оттенков коричневого там, где раньше был один. Мои книги в кожаных переплетах – каждая стала своего особого цвета, не спутаешь, а ведь были все одинаковые»). Усилилось также образное восприятие и зрительная память («Никогда не умел рисовать, ничего не мог представить в уме. Теперь – словно волшебный фонарь в голове. Воображаемый объект проецирую на бумагу как на экран и просто обрисовываю контуры. Вдруг научился делать точные анатомические рисунки»). Но главное – запахи, которые изменили весь мир («Мне снилось, что я собака, – обонятельный сон, – и я проснулся в пахучем, душистом мире. Все другие чувства, пусть обостренные, ничто перед чутьем»). Он дрожал, почти высунув язык; в нем проснулось странное чувство возвращения в полузабытый, давно оставленный мир[96].
– Я забежал в парфюмерную лавку, – продолжал он свой рассказ. – Никогда раньше запахов не различал, а тут мгновенно узнавал все. Каждый из них уникален, в каждом – свой характер, своя история, целая вселенная.
Оказалось, что он чуял всех своих знакомых:
– В клинике я обнюхивал все по-собачьи, и стоило мне потянуть носом воздух, как я не глядя узнавал два десятка пациентов, находившихся в помещении. У каждого – своя обонятельная физиономия, свое составленное из запахов лицо, гораздо более живое, волнующее, дурманящее, чем обычные видимые лица.
Ему удавалось, как собаке, учуять даже эмоции – страх, удовлетворение, сексуальное возбуждение… Всякая улица, всякий магазин обладали своим ароматом – по запахам он мог вслепую безошибочно ориентироваться в Нью-Йорке.
Его постоянно тянуло все трогать и обнюхивать («Только на ощупь и на нюх вещи по-настоящему реальны»), но на людях приходилось сдерживаться. Эротические запахи кружили ему голову, но не более, чем все остальные – например, ароматы еды. Обонятельное наслаждение ощущалось так же остро, как и отвращение, однако не в удовольствиях было дело. Он открывал новую эстетику, новую систему ценностей, новый смысл.
– Это был мир бесконечной конкретности, мир непосредственно данного, – продолжал он. – Я с головой погружался в океан реальности.
Он всегда ценил в себе интеллект и был склонен к умозрительным рассуждениям, – теперь же любая мысль и категория казались ему слишком вычурными и надуманными по сравнению с неотразимой непосредственностью ощущений.
Через три недели все внезапно прошло. Ушли запахи, все чувства вернулись к норме. Со смесью облегчения и горечи Стивен возвратился в старый невзрачный мир выцветших переживаний, умозрений, абстракций.
– Я опять такой, как раньше, – сказал он. – Это хорошо, конечно, но есть ощущение огромной утраты. Теперь понятно, чем мы жертвуем во имя цивилизации, от чего нужно отказаться, чтобы стать человеком. И все-таки это древнее, примитивное нам тоже необходимо.
С тех пор прошло шестнадцать лет. Студенческие годы, наркотики – в далеком прошлом. Ничего похожего на этот эпизод не повторилось. Д. стал процветающим врачом-терапевтом, живет и работает в Нью-Йорке. Мы друзья и коллеги. Он ни о чем не жалеет, но иногда с тоской вспоминает о случившемся.
– Эти запахи, этот благоуханный край! – восклицает он. – Какие ароматы, какая могучая жизнь! Словно путешествие в другой мир, мир чистых восприятий, огромный, одушевленный, самодостаточный. Эх, если б только можно было время от времени пробираться туда и снова превращаться в собаку!
Фрейд неоднократно подчеркивал, что слабое обоняние человека является результатом роста и воспитания: когда ребенок начинает ходить и минует примитивный этап прегенитального сексуального развития, чутье подавляется. Это подтверждается тем, что особое, часто патологическое усиление обоняния наблюдается иногда при парафилии[97], фетишизме и сходных извращениях и регрессиях[98]. Однако растормаживание, случившееся со Стивеном, было гораздо более общего типа. Оно, конечно, привело к перевозбуждению (скорее всего из-за вызванного наркотиками избытка дофамина в мозгу), но не имело особого отношения ни к сексуальности, ни к регрессии. Подобное чрезмерное усиление обоняния иногда наступает при других типах связанного с дофамином перевозбуждения – например, у некоторых постэнцефалитных пациентов на L-дофе и у больных с синдромом Туретта.
Случай Стивена указывает, помимо прочего, на всеобщий характер торможения даже на самых элементарных уровнях восприятия. Согласно идеям и терминологии Хеда, для возникновения сложных неэмоциональных и абстрактных «эпикритических» способностей необходимо подавить способности «протопатические» – примитивные и связанные с восприятием эмоций.
Необходимость в таком подавлении не следует ни сводить к чисто фрейдовскому механизму, ни воспевать, как это делал Блейк. Скорее всего, как предполагает Хед, нам нужно обуздать обоняние, просто чтобы быть людьми, а не собаками[99]. С другой стороны, случай Стивена и вместе с ним стихотворение Честертона[100] «Песня Квудля» наводят на мысль, что время от времени неплохо все же побыть собакой:
Греховным детям Евы,
Им в жизни не учуять
Счастливый дух воды,
Отважный запах камня.
[/I] http://e-libra.su/read/250612-chelovek-kotoryj-prinyal-zhenu-za-shlyapu-i-drugie-istorii-iz-vrachebnoj-praktiki.html