Дофамин помогает мозгу почувствовать других людей

Некоторые социальные особенности нашего поведения поддерживаются повышенным уровнем дофамина.

Социальная среда влияет на наше поведение – это кажется очевидной банальностью, но проверить её непросто. Тут нужно увидеть, как меняются наши поступки, когда мы учитываем и не учитываем присутствие других людей. Один из способов – экономическая игра, в которой двое людей делят некую сумму. Делит кто-то один, а другой соглашается с его вариантом или не соглашается. Если второй соглашается, то каждый получает условленную часть, если не соглашается, то никто не получает ничего. Легко догадаться, что вариант с несогласием можно использовать, чтобы наказать другого за несправедливое решение – например, если он вдруг ни с того ни с сего из тысячи рублей взял семьсот себе, а триста оставил вам.

Где тут социальность и не-социальность? В эту игру можно играть не только с человеком, но и с компьютером. Участникам эксперимента заранее объясняют условия и дают ясно понять, что выигрыш – это всегда выигрыш, поэтому лучше всегда соглашаться на то, что дают, иначе вы уйдёт ни с чем. Если партнёром по игре выступает компьютер, то всё так и происходит: люди-игроки забирают то, что он им предлагает, вне зависимости от того, насколько справедливым было решение. Если же партнёром выступает другой человек, то часто возникает искушение наказать его за несправедливость. И часто игроки, которых обидели неравным дележом, так и поступают – они отказываются от предложенного варианта, теряя свой выигрыш и понуждая нечестного партнёра потерять свой.

Сотрудники Вирджинского политехнического института и их коллеги из Медицинского центра Маунт-Синай изучали, что при этом происходит в мозге. Их интересовало не столько стремление к справедливости само по себе, сколько проявление социального контекста, то есть почему нечестного робота наказывать не хочется, а нечестного человека – хочется. Любой выигрыш – это удовольствие, а чувство удовольствия обслуживают два нейромедиатора, дофамин и серотонин (есть и другие нейромолекулы удовольствия, но в данном случае важны эти два). Исследователи работали с больными синдромом Паркинсона, которым была предписана глубокая стимуляция мозга. Так называют один из способов хирургического лечения, когда в мозг ставят имплантат с электродами – через электроды в определённое место мозга поступают электрические импульсы, которые помогают заметно смягчить симптомы болезни Паркинсона, избавить от тремора, мышечных спазмов и пр. И поскольку здесь подразумевается хирургическое вмешательство в мозг, такие пациенты могут поучаствовать в разных научных экспериментах (точно так же нейробиологи часто приглашают в свои исследования больных эпилепсией, которым тоже порой приходится напрямую вводить электроды в мозг).

Сейчас у участников эксперимента с помощью специальных углеродных электродов измеряли динамику нейромедиаторов, причём одновременно трёх: дофамина, серотонина и норадреналина. Измеряли её в ходе вышеописанной игры с несправедливым партнёром, компьютером или человеком. В статье в Nature Human Behaviour говорится, что вне зависимости от того, играл ли человек с компьютером или с другим человеком, уровень дофамина и серотонина менялся и зависел от размера выигрыша. При этом серотонин был выше или ниже в соответствии с тем, каким выигрыш был сам по себе. А вот дофамин реагировал на сравнительный размер выигрыша, то есть нейронные цепи, использующие дофамин, сравнивали текущий выигрыш с тем, который был в предыдущем раунде. Тут можно напомнить, что центры удовольствия, работающие с дофамином, обслуживают мотивацию к какой-либо деятельности, заставляя нас предвкушать удовольствие от вознаграждения – но предвкушение награды ведь неизбежно зависит от прошлых обстоятельств, на фоне которых мы и начали её предвкушать.

Повторим, что взаимосвязь и дофамина, и серотонина с размером выигрыша, относительным или абсолютным, наблюдалась как в игре с компьютером, так и в игре с человеком. Социальный же контекст влиял только на дофамин: когда участники эксперимента играли с другими людьми, уровень дофамина в целом становился выше, и его дальнейшие изменения относительно выигрыша имели место на фоне общего социального повышения. Более того, чем сильнее оказывался «социально-дофаминовый» эффект, то есть чем выше повышался уровень дофамина в ответ на присутствие партнёра-человека, тем чаще участники эксперимента испытывали желание наказать его за нечестный делёж денег. Можно сказать, что те особенности нашего поведения, которые обусловлены социальным контекстом, поддерживаются повышенным уровнем дофамина. У серотонина (как и у норадреналина) в данном случае никакой связи с социальным контекстом не обнаружилось.

Несколько лет назад мы писали, что именно дофамин мог дать людям сложную социальную жизнь. Но то исследование было сравнительно-эволюционным, здесь же мы видим непосредственно в живом мозге вовлечение дофамина в социальный контекст. Говорить тут лучше именно о социальном контексте, а не о стремлении к справедливости – чтобы говорить о конкретных социальных чувствах, нужны новые эксперименты. Не стоит также забывать, что социальный контекст может проявляться по-разному, и кроме дофамина (у которого есть и другие функции), ощущение социального окружения могут поддерживать другие нейромолекулы.

Автор: Кирилл Стасевич


Портал журнала «Наука и жизнь» использует файлы cookie и рекомендательные технологии. Продолжая пользоваться порталом, вы соглашаетесь с хранением и использованием порталом и партнёрскими сайтами файлов cookie и рекомендательных технологий на вашем устройстве. Подробнее