№12 декабрь 2024

Портал функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций.

Шахматы в художественной литературе

Е. ГИК, мастер спорта по шахматам.

В ХХI веке шахматисты, к сожалению, мало читают, даже книги, посвященные их любимой игре. Спору нет, чтение художественной литературы не способствует повышению рейтинга. И все же трудно представить, чтобы чемпионы прежних лет не знали "Шахматную новеллу" Стефана Цвейга или "Защиту Лужина" Владимира Набокова. Возможно даже, что во второй половине прошлого века имена этих великих писателей для поклонников шахмат по значимости стояли в одном ряду с именами шахматных королей - Ласкера, Капабланки или Алехина. Вообще, в ХХ веке в Советском Союзе гроссмейстеры причислялись к рафинированным интеллигентам, людям высокой культуры. Собственно, такими они, за редким исключением, и были. Достаточно вспомнить Ботвинника, Смыслова, Таля, Кереса, Корчного, Тайманова, Полугаевского, Котова, Флора и многих других. Остановимся на знаменитых литературных произведениях, в которых шахматы занимают весьма значительное место.

Памятник Остапу Бендеру, установленный в Нью-Васюках близ Элисты.
За шахматной доской писатель Василий Аксёнов.
Илл. 1.
Илл. 2.

У нас есть шахматы
с тобой. Шекспир и Пушкин.
С нас довольно.

В. Набоков

В "Шахматной новелле" Стефана Цвейга волею случая встречаются два антипода - доктор Б., освоивший шахматы в тюрьме, куда его бросило гестапо, и чемпион мира Мирко Чентович. Доктор Б. - человек высокого интеллекта, но в шахматы, не считая далекого детства, играл только вслепую - таким способом он спасался в одиночной камере от помутнения рассудка. Чентович - гениальный шахматист, но в остальном заурядный, ограниченный человек. Его отличают надменность, детское тщеславие и полное отсутствие чувства юмора.

Первую партию против чемпиона мира доктор Б. неожиданно выигрывает, успешно атакует он и во второй. Но тут у него наступает психический срыв. Многолетняя вынужденная игра в тюрьме с воображаемым партнером, бесконечные сражения с самим собой угнетающе подействовали на психику доктора, привели к раздвоению личности. И в критический момент в его сознании происходит психический сдвиг - фигуры на доске сместились, и счет сравнялся… Шахматы дали интеллектуальное убежище гонимому человеку, но защитить его от чудовищной машины подавления личности, разработанной фашизмом, хрупкие шахматные фигуры оказались бессильны.

Роман Набокова "Защита Лужина", повествующий о сложной судьбе великого шахматиста, относится к вершинам мировой литературы. Вместе с тем образ Лужина, который впадает в безумие и кончает жизнь самоубийством, как и образ Чентовича, у некоторых гроссмейстеров вызывает протест. Они упрекают авторов в создании стереотипа супершахматиста, у которого непременно есть психические отклонения. Блестяще эрудированный Каспаров не раз говорил о том, что негативный образ гроссмейстера сложился во многом по вине Набокова и Цвейга. Не ставя под сомнение художественный масштаб этих книг, Гарри тем не менее отмечал их вред для шахмат, считая, что многие образованные люди, прочитав "Защиту Лужина" и "Шахматную новеллу", где столь красочно описано шахматное безумие, стали с подозрением относиться и к самой игре…

С Каспаровым трудно согласиться по двум причинам. Во-первых, по крайней мере один реальный чемпион, напоминающий вымышленных литературных героев, хорошо известен - это Роберт Фишер, который поддержал теракт в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года (такое даже Чентовичу не пришло бы в голову). Поскольку оба произведения были написаны до Второй мировой войны, их авторы никак не могли иметь в виду этого гениального, но, как сейчас говорят, не совсем адекватно го шахматного короля. Тем не менее и Набоков, и Цвейг, создавая образ великого шахматиста, оказались истинными пророками и, стало быть, заслуживают скорее восхищения, чем осуждения.

Другое обстоятельство, на мой взгляд, еще важнее. Ни одному виду спорта (а шахматы, что ни говорите, ближе к спорту, чем к науке или искусству) не посвящали своих книг такие гиганты литературы, как Набоков и Цвейг. Помню, еще в юношеских спорах относительно достоинств нашей игры этот аргумент всегда оказывался решающим.

Кстати, Набоков был видным шахматным проблемистом. Он издал книгу собственных шахматных задач, часто рассказывал о шахматный композиции в своих литературных произведениях, прежде всего в романе "Дар" и мемуарной книге "Другие берега".

Вот как описывает герой "Дара" Федор Годунов-Чердынцев свои впечатления от составленной задачи:

- Ключ ее был замаскирован своей мнимой нелепостью, - но именно расстоянием между ней и ослепительным разрядом смысла измерялось одно из главных художественных достоинств задачи. А в том, как одна фигура, точно смазанная маслом, гладко заходила за другую, скользнув через поле и забравшись к ней под мышку, была почти телесная приятность, щекочущее ощущение ладности. На доске звездно сияло восхитительное произведение искусства: планетариум мысли. Все тут веселило шахматный глаз: остроумие угроз и защит, грация их взаимного движения - каждая фигура казалась нарочно сработанной для своего квадрата. Но, может быть, очаровательнее всего была тонкая ткань обмана, обилие подметных ходов, ложных путей, тщательно уготованных для читателя...

Приведем две задачи Владимира Набокова, которые он включил в книгу "Поэмы и задачи".

(Иллюстрация 1)

Мат в 2 хода

Идея этой задачи состоит в том, что в трех основных вариантах слон каждый раз продвигается на одно поле дальше. 1. Ф:е4! - 1…f4 2. Cg6x, 1…Л:g5 2. C:f5x, 1…fe 2. C:e4x (1…Kp:g5 2. Фе3x, 1…:K:e4 2. K:f7x).

(Иллюстрация 2)

Мат в 3 хода

1. h3! - 1…h4 2. Лh7! hg 3. h4x, 1…Крh6 2. h4! g5 3. hgx, 1…Kph4 2. Л:g6 gh 3. Cf6x. Это самая знаменитая задача Набокова, вошедшая во многие антологии.

В 1989 году в издательстве "Физкультура и спорт" вышла книга под названием "Шахматная новелла", в которую вошли и "Защита Лужина", и сама "Шахматная новелла". В сборник включено еще несколько вещей с шахматным сюжетом: рассказы Александра Куприна "Марабу" и Леонида Леонова "Деревянная королева", а также "Новелла о доне Сандальо, игроке в шахматы" испанского писателя Мигеля де Унамуно. Все эти произведения относятся к началу ХХ века, и лишь роман французского писателя Камилла Бурникеля "Темп" более современен. Кстати, его главный герой тоже похож на Фишера, ведь роман писался по горячим следам сенсации, вызванной внезапным уходом американского гения из шахмат.

Немало шахматно-юмористических находок есть в великом романе Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита", среди них - описание партии между Воландом и котом Бегемотом:

- На доске тем временем происходило смятение. Совершенно расстроенный король в белой мантии топтался на клетке, в отчаянии вздымая руки. Три белых пешки-ландскнехты с алебардами растерянно глядели на офицера, размахивающего шпагой и указывающего вперед, где в смежных клетках, белой и черной, виднелись черные всадники Воланда на двух горячих, роющих копытами клетки, конях.

Маргариту чрезвычайно заинтересовало и поразило то, что шахматные фигурки были живые.

Кот, отставив от глаз бинокль, тихонько подпихнул своего короля в спину. Тот в отчаянии закрыл лицо руками.

- Плоховато дельце, дорогой Бегемот, - тихо сказал Коровьев ядовитым голосом.

- Положение серьезное, но отнюдь не безнадежное, - отозвался Бегемот, - больше того: я вполне уверен в конечной победе.

К классике относится и роман И. Ильфа и Е. Петрова "Двенадцать стульев". Многие читатели, в том числе шахматисты, знают эту книгу наизусть, а Михаил Таль даже писал о ней свою дипломную работу. Глава, посвященная сеансу одновременной игры великого комбинатора Остапа Бендера в Васюках, - один из лучших образцов юмора советской эпохи. Многие шахматные фразы из этого бессмертного романа давно превратились в афоризмы: "Гроссмейстер сыграл е2-е4", "Междупланетный шахматный конгресс", "Плодотворная дебютная идея", "Вам мат, товарищ гроссмейстер" , "У меня все ходы записаны" .

Шахматы присутствуют в книгах Валентина Катаева, Юрия Олеши, Василия Аксенова и других замечательных писателей.

Нельзя сказать, что шахматная тема занимала ведущее место в творчестве классика отечествен ной литературы Валентина Катаева, но Московский международный турнир 1925 года, несомненно, запомнился писателю и даже заставил взяться за перо. Сужу об этом по двум публикациям, между которыми пронеслось более полувека.

Рассказ "Шахматная малярия", датированный 1925 годом, посвящен, по словам автора, шахматным обывателям, посещавшим турнир в разгар знаменитой "шахматной горячки". В нем несколько сюжетов, подсмотренных Катаевым в зале гостиницы "Метрополь", где сражались выдающиеся гроссмейстеры того времени, любимцы публики. Предваряется рассказ таким вступлением:

- Ах обыватели, обыватели! Ну, скажите честно, по совести, положа руку на сердце: что вам шахматы? что вы шахматам?

И тем не менее обывательский нос считает своим священным долгом с громким сопением сунуться в блестящую, классическую, мудрую клетчатую доску.

Еще несколько фрагментов из "Шахматной малярии":

Перед доской:

- Что он делает? Что он делает?

- Что? Что?

- Вы не видите? Он же подставил лошадь под туру! А Маршалл - ноль внимания! Псс! Маэстро! Пустите меня к маэстро! На пару слов. Товарищ Маршалл, одну минуточку. Пссс! Обратите внимание на противниковскую лошадь, которая стоит слева от угла, - берите ее турой, пока не поздно. Мой вам совет.

- Граждане, не шумите.

- То есть как это не шуметь, если на глазах у всех пропадает такой случай с чужой лошадью!

- Да ведь конь-то черный?

- Черный.

- И тура-то черная?

- Ну, ч-черная...

- Так что же вы хотите, чтобы маэстро съел чужую лошадь чужой же турой?

- Разве они чужие? Первый раз вижу! Извиняюсь.

***

- Знаете, Капабланка женат на дочери Форда, которая ему в свое время поставила условием, что будет его женой только в том случае, если он станет чемпионом мира. И он стал.

- Ну?

- Надеюсь, теперь вы понимаете, почему он проигрывает?

- Не понимаю.

- Чудак! Приданое-то он успел перевести на свое имя и теперь хочет от нее отвязаться. Кажется, довольно ясно.

Надо признать, что зарисовки эти несколько устарели. Современный шахматный зритель заметно изменился, и уж коня лошадью никак не обзовет...

В романе "Алмазный мой венец" Катаев рассказывает о том, как однажды его друг, писатель Юрий Олеша, придумал фантастическую шахматную фигуру, и это произошло как раз во время Московского турнира 1925 года. Воспроизведем короткий диалог между Катаевым и Олешой, состоявшийся более семи десятилетий назад.

- Я думаю, что шахматы - игра несовершенная. В ней не хватает еще одной фигуры.

- Какой?

- Дракона.

- Где же он должен стоять? На какой клетке?

- Он должен находиться вне шахматной доски. Понимаешь: вне!

- И как он должен ходить?

- Он должен ходить без правил, и ему позволяется уничтожить любую фигуру. Игрок может внезапно поставить его на доску и сразу же закончить партию матом... Кто успеет первым ввести в бой дракона и съесть короля противника, тот и выиграл. И не надо тратить столько времени и энергии на утомительную партию. Дракон - это революция в шахматах!

Знал ли Олеша о существовании варианта "дракона", одного из самых загадочных в шахматной игре?! - об этом история умалчивает.

Юмористический рассказ Василия Аксенова "Победа", который вошел в 200-томную серию "Библиотека всемирной литературы", тоже имеет прямое отношение к шахматам:

- В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником. Этот человек сразу узнал гроссмейстера и загорелся немыслимым желанием немыслимой победы. "Мало ли что, - думал он, бросая на гроссмейстера лукавые узнающие взгляды, - подумаешь, хиляк какой-то".

Попутчик был ярким представителем особой породы людей с розовым крутым лбом. На его левом кулаке татуировкой было обозначено "Г. О.". Борьба была неравной, и на пятом ходу Г. О. уже мог с чистой совестью сдаться...

Они мало говорили, только Г.О. занудно напевал: "Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя...", а про себя думал думы:

Если я его так, то он меня так. Если я сниму здесь, он снимет там, потом я хожу сюда, он отвечает так... Все равно я его добью, все равно доломаю. Подумаешь, гроссмейстер-блатмей стер, жила еще тонка у тебя против меня. Знаю я ваши чемпионаты: договариваетесь заранее. Все равно я тебя задавлю, хоть кровь из носа!

Впрочем, конец рассказа веселый. Попутчик гроссмейстера не заметил мата собственному королю, проигнорировал его, после чего стал что-то выделывать на доске своими конями.

Вот так шахматы и сама игра вплетаются в сюжет в произведениях многих известных писателей.

Другие статьи из рубрики «Шахматы»

Портал журнала «Наука и жизнь» использует файлы cookie и рекомендательные технологии. Продолжая пользоваться порталом, вы соглашаетесь с хранением и использованием порталом и партнёрскими сайтами файлов cookie и рекомендательных технологий на вашем устройстве. Подробнее