http://www.hro.org/actions/secret/2006/09/21.php:
Опубликовано 21.09.2006
"Прошел третий пикет против преследования российских ученых. На этот раз на Пушкинской площади, где когда-то диссиденты требовали, чтобы советская власть соблюдала собственные законы.
В процессе строительства «суверенной демократии» спецслужбы развернули беспрецедентную кампанию против российских ученых, обвиняя их в передаче иностранным разведкам «совершенно секретных сведений». Которые, правда, давно описаны в вузовских учебниках.
К огромным срокам приговорены Игорь Сутягин и Валентин Данилов.
А в шпионских процессах, которые вроде бы и завершены, о точке говорить не приходится. Во всех подобных процессах, за исключением дела эколога и офицера Александра Никитина, который был полностью оправдан, судебные власти ставят многоточие.
Григорий Пасько был освобожден из лагеря условно-досрочно. Валентин Моисеев долго был под подпиской о невыезде и, как это называлось в царской России, под полицейским надзором.
У всех фигурантов власти пытаются добиться признания в шпионаже, обещая взамен, как можно понять из скупой информации адвокатов, приговора ниже нижнего предела. Так было в деле профессора Бабкина.
Кажется, это что-то совершенно новое в юриспруденции, очень сложно поддается логическому осмыслению. Как же это так: если подсудимый по своей статье, по той самой, что суд ему вменяет, а обвинитель обосновывает – нашпионил на срок от 12 лет до 20-ти, а ему дают реальных четыре, как Пасько, или восемь, но условно, как Бабкину, или те же условные шесть и штраф в сто тысяч долларов, как Кайбышеву?
В Советском Союзе измена родине и шпионаж считались самыми тяжкими преступлениями, даже у убийц оставался шанс отделаться полутора десятками лет лагерей, а шпиону и изменнику неизменно полагалась высшая мера. Интересно, если бы Россия не объявила о моратории на смертную казнь, то могли бы шпионов времен Владимира Путина приговорить к расстрелу условно с испытательным сроком, лет эдак на 15?
Звучит, конечно, дико, но не менее дико, чем обвинения, предъявленные ученым. С профессором Бабкиным мне приходилось встречаться, и он с искренним, как мне показалось, недоумением рассказывал, что его обвиняли в том, что он в личных встречах с американцем Эдмондом Поупом передавал ему секретные сведения.
То, что профессор Бабкин не говорит по-английски, а Поуп не понимает по-русски, ни следователей, ни обвинителей почему-то не заинтересовало..."